Когда рана зудит, её хочется разодрать ещё больше, чтобы ощутить, как горячая кровь, ещё живая, омывает заиндивевшее мясо.
Теряя облик, и теряя хрупкое, и хорошее, и важное, то, которое можно пронести сквозь годы — любовь и память об остывшем родстве, тянуть за старые пуповины, получить отвращение, чтобы вместо него ничего не осталось.
Я пишу тебе и не отправляю. Стены живые и мягкие, любые слова на их теле останутся в дереве и зарастут. Они вытерпят, выжалеют своих детей.
Чем всё это было? Сном?
Я снова маленький, снова солью пахнет и пылью, и холодом очищающим, и как пахнут твои руки, волосы, и твой колючий плед, и воск от твоих свечей мягкий и горячий, и вы все снова со мной.
От меня ничего не осталось, кроме ран. Однажды закончится и кровь.
Однажды я постучал снова, но мне никто не открыл.
Сегодня я стучал снова, уже громче.
Молчание и тишина — то, что я заслужил.
Я не хочу продолжать